В 1932 г. в колхозах нарастали настроения пассивного протеста против коллективно-принудительного хозяйство­вания, выражавшиеся в низком уровне трудовой дисциплины, в сознательно халатном отношении к труду. В сопротивлении политике партии и государства в деревне значительную, никак не решающую роль играли рассеянные по станицам и селам бывшие кулаки, а также и другие антиколхозные и антисоциалистические элементы. Имелись случаи сочувственного отношения к голодающим руководителей местных партячеек, которые беспощадно пресекались. В целом квалификация руководством граны сопротивления хлеборобов как «кулацкого саботажа» была несостоятельна и с точки зрения классового состава его участников, ни с точки зрения их целей. Оценка событий в деревне как «кулацкого саботажа» была известной данью прошлому, попыткой объяснить сложившуюся ситуацию как новое обострение классовой борьбы и выступление кулака с целью дать бой советской власти.
На Дону не было массовых депортаций как на Кубани, но политика проводилась та же самая. Органы ОГПУ применяли тактику фабрикации так называемых контрреволюционных белоказачьих повстанческих организаций на базе проявлений неудовлетворенности широких кругов казаков своим положением и ситуацией в общес­тве в целом. Это позволяло без оповещения общественности и привлечения лишне­го внимания окончательно расправиться с наиболее активной частью казачества, его интеллигенцией и закрыть проблему его возможной самоорганизации на антисовет­ской основе.
Примером репрессий может служить дело так называемой «контрреволюцион­ной казачьей организации Семерникова», раскрытое Шахтинско-Донецким отделе­нием ОГПУ в марте - апреле 1933 г. В обвинительном заключении по делу указыва­лось на существование 29 подпольных ячеек в г. Шахты и прилегающих к нему ста­ницах, которые объединяли бывших казачьих офицеров, казаков-репатриантов и молодежь из репрессированных кулацких семей. Партийно-государственная адми­нистративно-командная система в 1932 г. развернула под флагом борьбы с «кулац­ким саботажем» наступление фактически на все крестьянство, стремясь сломить его психологию самостоятельного производителя, труженика, хозяина.
Народное сопротивление сталинщине «снизу» перекликалось с фактами сопро­тивления в партийных «верхах». Как только в Москве стало известно о голоде на Се­верном Кавказе, наркомы РСФСР (министры) В. Толмачев и Б. Эйсмонт, работав­шие ранее в Ростове-на-Дону и Краснодаре, и поддержавший их старейший боль­шевик В.Н. Смирнов выступили с критикой такой политики и были репрессирова­ны. Их дело обсуждалось на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в январе 1933 г. В это же время по инициативе рабочего самородка Мартемьяна Рютина, ра­нее работавшего в Ростове-на-Дону редактором ростовской газеты «Молот», была предпринята попытка организовать оппозиционный «Союз марксистов-ленинцев». В обращении союза «Ко всем членам ВКП(б)», в частности, говорилось: «Авантю­ристическая коллективизация с помощью невероятных насилий, террора, раскула­чивания, направленного фактически главным образом против середняцких и бед­няцких масс деревни, и, наконец, экспроприация деревни путем всякого рода побо­ров и насильственных заготовок привели всю страну к глубочайшему кризису, чудо­вищному обнищанию масс и голоду как в деревнях, так и в городе». Но этот здравый голос руководством партии не был услышан.
В начале октября 1932 г. М.Н. Рютин, а потом и его сторонники были исключе­ны из партии и осуждены сначала на длительные сроки заключения, а через не­сколько лет расстреляны.
Коллективизация сельского хозяйства, прервав естественную эволюцию кре­стьянских хозяйств, обернулась фактически вторым пришествием полукрепостни­ческих отношений на селе. Лишенные паспортов (введенных в СССР в 1932 г.) кре­стьяне были прикреплены к колхозам, оказавшись в полной зависимости от госу­дарства. Некоторые преимущества коллективных хозяйств (более эффективное ис­пользование техники, возможность обеспечить рост обрабатываемых площадей) не компенсировали потерь, возникавших вследствие разрушения у крестьян чувства хозяина. Все это на долгие десятилетия явилось источником низкой эффективности многих коллективных хозяйств.
Таким образом, основной причиной, вызвавшей кризис коллективных хозяйств и обернувшейся для крестьян голодом 1932 - 1933 гг., стала тотальная хлебозаготовительная политика государства и политическое недоверие к крестьянству и каза­честву. Коллективизация отложилась в исторической памяти народа как время, ког­да судьбы миллионов крестьян оказались трагически надломлены политикой без­удержного государственного насилия, обернувшейся массовыми человеческими жертвами, разрушением производительных сил деревни